Вдова погибшего летчика Фетисова: «Он был настоящим человеком»
Когда в июле этого года я приехал в Борисоглебск, то в краеведческом музее мне рассказали о выпускнике местного летного училища, погибшем на Украине Фетисове. Мне удалось посетить учебный центр училища. На территории его я увидел бюст Романа Филипова, который возвышался за елями.
В стороне заметил курсантов, раскладывающих перед камнем с мемориальной доской алые гвоздики. На мемориальной доске прочитал:
«Фетисов Владимир Николаевич. 8 июля 1995 г. – 18 мая 2022 г. Окончил Краснодарское высшее военное авиационное училище летчиков в 2019 году. Погиб при исполнении воинского долга, выполняя боевое задание в ходе специальной военной операции».
С фотографии на доске на меня смотрел молодой, широколицый старший лейтенант со светлыми глазами. По краям выделялся рисунок улетающего самолета и надпись:
«Пилоты не улетают, они не возвращаются…»
Незадолго до гибели летчик совершил подвиг. Скрытно войдя в район противника на предельно малой высоте, выполнил обманный маневр и с первого раза поразил цель. Уничтожил 50 боевиков, а также артиллерийскую и автомобильную технику врага. Позже во время очередного боевого вылета, приняв огонь неприятеля на себя, самолет Фетисова загорелся и упал. Старший лейтенант посмертно награжден орденом Мужества».
Девочка в форме
Еще осенью мне с Дальнего Востока позвонила супруга Владимира Фетисова Людмила… Меня интересовало все о летчике, в том числе и история их знакомства.
– Еще в 2017 году я пришла служить по контракту в войсковую часть в Мичуринске, где мой супруг проходил летную практику, — рассказывала Людмила. – И все мальчишки, весь его курс был у меня на виду. Я лично ни с кем не была знакома, я же дочка заместителя командира была. Володя говорил, что в первый день, как я пришла в часть, он, просто стоя в строю, увидел, что идет маленькая, худенькая, длинноволосая девочка в форме. Все: а кто она? А чья она? Кто-то там говорил, что, ой, можно было бы познакомиться. Кто-то: я бы пообщался. А он для себя принял решение жениться на мне.
И меня как-то поставили в такой забавный наряд, как дежурный по контролю за организацией питания. Мальчишки стояли на довольствии в столовой. Я сижу, всех боюсь. Все думают, что я высокомерная, а на самом деле я скромный человек, потому что отец у меня подполковник, и мне все же в казарме с ними не жить. И он был самым первым курсантом, который ко мне подошел и принес яблоко. Сказал: «Девушка, мы с Вами раньше не встречались?» А я, если честно, даже слова выдавить из себя не смогла. Просто отвела взгляд в сторону, потому что дико растерялась. Он же невероятно высокий был, под два метра рост. Красивый… В общем, тогда он подумал, что я высокомерная особа, которая не хочет с ним разговаривать.
А потом прошло два года, и меня направляют в командировку в Борисоглебск. И там я встретилась с этими же ребятами. Они сдали госэкзамены, а в Борисоглебске должны были защищать диплом. Пошли с девочками-коллегами на танцы. И тут он: «Меня зовут Владимир». «А меня Людмила». Весь вечер он хотел со мной поговорить, а я все отлынивала, пыталась убежать, а он меня на выходе ждал. Оказалось, что мы живем в двух домах друг от друга. Потом мы встречались, гуляли. У нас даже «своя» лавочка была возле памятника летчику Алексею Прохорову. Мы сидели на ней и разговаривали, разговаривали… Как друзья. Как будто мы миллион лет друг друга знаем. Вы знаете, когда вы смотрите на человека и понимаете, что свет в глазах, такое абсолютное ощущение, как дежавю, когда ты виделся, но не можешь вспомнить, когда именно. Просто родственная душа. Он как-то говорит: «А ты поедешь со мной на выпуск?» Я ему: «Ты же мне говорил, что ты с девушкой общаешься. Жениться на ней хочешь наверное». А он говорит, предложение буду делать только один раз и женится на всю жизнь. Только позже он мне признался, что на самом деле в первый день знакомства, в первый день встречи он понял, что он женится только на мне и ни на ком больше.
Потом он уехал. Мы переписывались. Он был из Сибири, самый настоящий человек, абсолютно другой, не то что менталитет, а вообще абсолютно другой. Он сам как будто из прошлого века. И он мне собирал посылки с вареньем из шишек, из кедровых орешков… И в каждой посылке веточка хвойного дерева.
Слушая Людмилу, я невольно вспоминал своего отца, служившего в Уссурийске, и свою маму, которая, как и многие-многие ставшие впоследствии женами военных, получали такие же посылочки, и на душе становилось тепло от понимания, как рождались семьи русских офицеров.
А Люда продолжала свой рассказ:
– Он мне писал, что ему многое нужно мне рассказать при встрече. Уехал на Дальний Восток. А я ему – мол, я не декабристка. И вот их направляют на переучивание в Липецк. А Липецк недалеко от Мичуринска. Он уехал на два дня раньше, чтобы успеть приехать ко мне. Я не знаю, каким образом, но он просто меня нашел – я сидела в ресторане со своей подружкой. Вечер подходит к концу, я уже собираюсь уходить, и тут заходит человек. Мужчина. Красивый. В снегу. А прошел почти год с момента нашей последней встречи. И он заходит в это кафе, представляете? Я хотела убежать, но он меня поймал за руку, посадил, и больше он меня не отпустил.
Прошло буквально пару недель, и он просто… Несмотря на молодость, он настолько глубокий человек, настолько настоящий мужчина, что смог подарить мне чувство абсолютной уверенности в завтрашнем дне. Как он за мной ухаживал! Он каждый день убегал с этого центра переучивания в Липецке, он там арендовал машины, и вечером приезжал просто, чтобы увидеть меня, чтобы поговорить со мной. А у меня рядом с этим человеком почва уходила из-под ног, потому что чувство такой колоссальной эйфории друг к другу, что просто, когда находишься рядом с ним, ты понимаешь, что ты дома.
У нас было полное совпадение вкусов. 29 февраля 2020 года он мне сказал: «Сегодня будет миллион звезд, ясное небо. Поехали смотреть». Я говорю: «Давай, вези меня хоть на край света. Поехали…» Он увозит меня за город, останавливается посреди поля. Выходит на несколько секунд из машины и возвращается в нее с букетом белых лилий. И говорит: «А ты знаешь, что значат эти цветы? Мне один очень серьезный человек сказал, что это особый знак внимания, который может уделить мужчина девушке, к которой относится с серьезными намерениями». А я сделала вид, что не поняла. Он немножечко поник, а потом: «Сейчас, секунду. Мне еще надо выйти на улицу». И он еще оббегает машину, открывает мне дверь: «Выбегай на улицу!» Я говорю: «Что случилось?» Он: «Срочно выходи. Там зайчик ходит». Я говорю: «Вова, какой зайчик? Темно, ночь, холод». А он, кстати, никогда не чувствовал холода, потому что вырос в суровых условиях. И даже когда минус сорок на улице, он ходил в летних туфлях, в летнем пальто и без шапки. Вышла я стою, прижавшись к нему. Чувствую, что его трясет просто – неужели, думаю, Вова замерз. А он меня резко разворачивает, падает на колени и говорит: «Ты любовь всей моей жизни! Я не хочу прожить без тебя ни единого дня. Выходи за меня замуж. Учти, это разовая акция. Один раз на всю жизнь». Я говорю: «Конечно, я согласна». Через две недели мы подаем заявление в ЗАГС, через пару дней нас расписывают. То есть мы встречались пару недель и сразу же поженились. И ни на секунду не пожалели об этом.
И дальше у нас было расстояние величиной в десять месяцев, и мы виделись украдкой раз-два, потому что у него служба, у меня служба. Меня переводили десять месяцев на Дальний Восток. Я летала к нему на Дальний Восток отдыхать в отпуск. Он получил здесь квартиру, сделал евроремонт для того, чтобы к нему приехала любимая жена.
«Это было невероятно крутое, счастливое время…»
– В общем, он настоящий мужчина от кончиков волос до кончиков пальцев, — продолжала рассказывать женщина. — Умел вообще абсолютно все, и рядом с этим человеком я чувствовала себя в абсолютной безопасности. Потому что он относился ко мне как к дочери. Очень ласковый, добрый, заботливый. Как он отвоевывал меня у моего отца! Для моих родителей наш скоропалительный брак был полным шоком – у меня отец вообще просил расписку, что я не вернусь через пару месяцев после отъезда на Дальний Восток. Что меня Вова не будет обижать. Что у меня будет все хорошо. Что ни одна слезинка не упадет с моих глаз. В общем, отец отдавал меня с боем – он очень сильно меня любит. Мой папа Владимир – летчик. И Вова мой – тоже летчик. Папа негодовал очень долго. Но после долгой притирки папа и мой Вовочка настолько прониклись друг к другу, что, конечно, когда встречались, у них бесконечные пешие полеты, разборы и вот это все. Если собирается наша семья, то всей семьей не получится пообщаться, потому что наши Вовочки будут о своем говорить. Очень-очень это было забавно, с грустью обо всем этом вспоминаю. Но это было невероятно крутое, счастливое время…
Но вернусь к рассказу о Дальнем Востоке. Мы оказались в Хурбе. Мне казалось, что это какое-то очень страшное место со странным названием. Но не место красит человека, а человек место. Я ехала сюда к человеку, с которым мне не страшно было поехать хоть на край света. Родители на меня смотрели и недоумевали: то я кричала: «Я не декабристка», а тут собрала чемоданы и улетела.
Я приехала сюда, где в прямом смысле не было ничего. Но здесь и было все! Потому что здесь меня ждала семья и невероятная любовь. Красивый дом, прекрасный муж, и здесь каждый день был наполнен светом, любовью. Чем-то таким невероятным, романтическим, особенным… Да, здесь ничего нет, несколько домов. Войсковая часть, детский сад, школа. Просто гарнизон. И ты понимаешь, насколько немыслимые расстояния от Запада, где большую часть жизни прожил, и я приехала и понимала, что мне не страшно здесь находиться, потому что рядом со мной Вова. Я как человек, который, считай, вырос в воронежских лесах, то есть для меня не было такого понятия, как сопки, бесконечное число рек, озер. Тут невероятнейшие закаты, что придает особый шарм этому месту. И первый раз, когда я сюда приехала, это была осень. Это был бархатный сезон. Тут природа такая потрясающая была, что без восторга никак нельзя было реагировать.
«Наша маленькая авиационная семья»
– Жизнь у нас здесь была потрясающая! Тем более Вова сюда попал со своими лучшими, близкими друзьями, с которыми учился. Дружили с первого курса. Такие классные ребята! Когда я их узнала, я поняла, что такое настоящая мужская дружба. А дружить Вова мог классно. У Вовы было несметное количество друзей. Он был душой компании. Он был абсолютным лидером. Заводилой. Он был именно тем человеком, который бесконечно над всеми шутил, где-то какие-то провокационные моменты устраивал, шуточки, что потом коллективно все смеялись… В общем, это была наша маленькая авиационная семья. Хотя теперь она уже не маленькая, а очень большая…
Я слышал, что Владимир принимал участие в «Авиадартсе», и не мог не спросить об этом свою собеседницу…
– Мы уже вместе жили. И получилось так, что когда Вова пришел сюда после летного училища, он самый первый из всех ребят, кто вылетел на самолете Су-34. Он был первым везде и во всем. Он серьезно был максималистом. Везде важно было лучше всех. Но стремление быть лучше всех вовсе не говорило о чрезмерном тщеславии Володи, он просто прекрасно летал и этого не скрывал. Что символично, у него и борт был под номером один. То есть он и вылетел самым первым, показывал высокий уровень подготовки. Я разговаривала с его командирами, и они просто удивлялись и говорили: «А у него есть летчики в семье?» На что я им отвечала: «У него из летчиков в семье только тесть». И говорила: «Он единственный в семье, кто имел такую страсть к небу». Тут даже не было никаких вариантов, много было подготовленных ребят, но он был любимцем и у командиров, и у всех летчиков, потому что он был обаятельным человеком. По-настоящему с большой душой. И летными умениями…
Больная мама. Напряг на спецоперации
— Вова помимо того, что был прекрасным человеком, крутым летчиком, он был еще прекрасным сыном, — рассказала Люда. – Еще до спецоперации у него серьезно заболела мама. Случился рецидив по онкологии. Вова безумно любил свою маму, он уехал из Хурбы и носил маму на руках, помогал ей выйти из этого состояния, но все было очень плачевно. И буквально за две недели как улететь на спецоперацию, он не обнаружил себя в списках. Потому что все видели, в каком состоянии он находился. Но он сказал: «Я не хочу своих пацанов отпускать одних. Ни в коем случае». Поэтому пошел к вышестоящему командованию, просил, чтобы им не пренебрегали. Быстро восстановился в допусках и поехал в числе первых… Других-то направляли доучиваться, а его направили сразу. И с самого первого дня спецоперации он был там…
Я вспомнил справку: «Незадолго до гибели летчик совершил подвиг. Скрытно войдя в район противника на предельно малой высоте, выполнил обманный маневр и с первого раза поразил цель. Уничтожил 50 боевиков, а также артиллерийскую и автомобильную технику врага»…
– Это в начале марта было, — пояснила Людмила. – Они только полетели. Почти не звонил, им же запретили связываться, техникой пользоваться и всем-всем. Если у него был с собой телефон, он мне просто отправлял сообщения, где смайлик отправит, где просто напишет: «Я живой» или «Я прилетел». И практически каждый вечер присылал: «Убежал», «Убежал». Убежал в смысле, что в него летело все, что только можно было, но не попали.
– Ребята бились… – говорил я.
– Да, но меня от подробностей ограждали всеми правдами и неправдами. Но я просто знаю, что они находились безвылазно в кабинах. Они не успевали поесть, поспать. У них максимально интервал между вылетами был два часа. За это время ты должен выспаться, восстановиться. То есть никакого ни предполетного режима, никакого питания, этого ничего не было.
– Как в Сирии, – вспомнил, о чем писал в своей книге «Герои Сирии. Символы российского мужества».
– Нет-нет. Кстати, ребята, которые проходили Сирию, или те люди, которые имели какое-то отношение к Афганистану, когда началась спецоперация, они сказали, что там все гораздо хуже… Потому что в Сирии все равно было все как-то нормировано, а это просто… В начале марта они были похожи на выжатый лимон.
18 мая 2022 года
Зная, что не смогу больше вернуться к этому разговору, спросил:
– Что произошло 18 мая?
– Их летело несколько самолетов… Я так поняла, что он был замыкающим… И так поняла, что внезапно прилетало в него… Он взял все это в свои руки, потому что я слушала радиоэфир. Это Вова был и был его штурман. Но штурман остался жив… С тяжелыми травмами и со всем прочим, хотя у них травмы абсолютно одинаковыми были… Я так поняла, что им изначально что-то прилетело, и произошел полный отказ системы… То есть Вова выполнил свою поставленную им задачу и возвращался назад, на базу. И прилетело… И начался полный отказ, – она повторяла, словно отодвигая назад трагичный момент, – всех систем. Потому что в эфир летело: отказ того-то… Отказ того-то… Отказ… Вова хладнокровно с территории врага пытался увести самолет… И даже в эфире он бесконечно говорил: «Паша, Паша, успокойся, все нормально…»
– Это штурман?
– Да, штурман. Он говорил: «Паша, успокойся»… Слышно было тяжелое дыхание Паши. И все. Обычно штурманы тоже говорят в эфир, докладывают обстановку, что и как, считают. Но Паши там не было слышно. Вообще ни единого слова. И Вова сначала: раз, два, типа на три прыгаю. Раз, два, – пытается считать, контролировать ситуацию, и я так поняла, что когда они начали выпрыгивать…
– Катапультироваться…
– Да. То есть первым при катапультировании покидает корабль капитан, он же считается командиром экипажа, командир, в общем. Покидает самолет. И в тот момент, когда он покидал самолет, как я поняла, произошло еще что-то. Либо прилетело что-то еще следом, либо произошел… А у Володи такая трагическая ситуация. У него в конце марта ушла из жизни мама. И он помимо спецоперации переживал тяжелую трагедию, что любимая мамочка ушла из жизни. А он через пятьдесят шесть дней, представляете?..
Она плакала. Прощаясь, я сказал:
– Светлая память воину Владимиру…
Теперь при каждом приезде в Борисоглебск я шел в сквер около памятника дважды Герою Советского Союза и садился под кроны на вторую скамеечку, и передо мной пролетала судьба мальчишки с Иркутска, который здесь со своей любимой проводил вечера и верил в свою звезду. И звезда его настигла – он с любимой жил, творил, был счастлив…
И служил России…
Источник: argumenti.ru
Свежие комментарии