Россияне вкладывают деньги в городскую недвижимость, но живут на дачах

Почему россияне полюбили жить не там, где принято считать

Мы живём в эпоху наступления удалёнки, когда необязательно жить в Москве, чтобы получать московскую зарплату. А раз так, то необязательно и всю жизнь зарабатывать на квартиру в столице, умирать в жестоких пробках и платить двойную цену чуть ли не за все виды товаров. Но уехать в глубинку тоже не каждый решится: в Ижевске, например, и дороги похуже, и культурная жизнь победнее, и народ не такой утончённый. Но где золотая середина? Для кого-то магнитом является удобный миллионник вроде Нижнего Новгорода или Казани. Кто-то видит себя в Туле или Владимире – народа ещё меньше, зато до Москвы недалеко. Кому-то приглянулся более-менее ухоженный районный центр, где для приличных людей есть и гимназии, и кофейни. А кто-то собирается прожить в коттеджном посёлке «для своих». Социологи и риелторы уже вывихнули себе мозги, пытаясь предсказать, какие формы поселений предпочтут россияне в 2020–2030-е годы. И часто сбивают с толку наблюдателей, публикуя нелепые ангажированные рейтинги городов-магнитов.

Каждому своё

Согласно свежему исследованию EY Future Consumer Index в России, 22% россиян всерьёз рассматривают переезд за город. И может показаться, что так в стране растают крупнейшие мегаполисы. Однако в них не устают ударными темпами возводить новое жильё, несмотря на все кризисы и карантины. В населении небольших провинциальных городов самый большой возрастной провал – с 18 до 30 лет. Это значит, что молодёжь во все лопатки уезжает, едва окончив школу, – и вряд ли в другой провинциальный городок. Так что вообще происходит? Волна из Москвы накрывает волну в Москву или наоборот?

По идее, ответ на эти вопросы должна была дать Всероссийская перепись населения. Но в её въедливости и придирчивости есть большие сомнения. Тысячи людей рассказывают в Интернете, что они в глаза не видели переписчиков, как и большинство их знакомых. А значит, нас пересчитали по бумажным источникам, главным из которых стала регистрация по месту жительства. Но много ли людей в нашей хитроватой стране живёт по прописке? У властей нет даже понимания, сколько граждан России обретается за границей более-менее постоянно.

Тот факт, что риелторы строят много жилья, тоже на главные вопросы не отвечает. В наших городах с советских времён огромная скученность населения. И мы ещё до конца не расселились, не разъехались с родственниками. Рынок толкают вперёд сразу два локомотива. Во-первых, правительственные ипотечные программы, делающие отдельное жильё более доступным для молодых людей. Во-вторых, как ни странно, плохой инвестиционный климат. В США более 50% американцев владеют акциями предприятий, а в России – 1%. Как только у россиянина появляются лишние несколько миллионов, он несёт их не на фондовый рынок, чтобы раскочегарить экономику, а вкладывает в более надёжный, как ему кажется, актив – недвижимость.

И далеко не всегда «запасные» квартиры покупают, чтобы сдавать. Вечером в столичных новостройках горит до неприличия мало окон. Опытные риелторы говорят, что люди с деньгами в регионах обязательно имеют гнездо в Москве: мало ли, я заеду, или брат, или сват. Большую часть времени такие квартиры пустуют, и похожая ситуация во многих «быстрорастущих» российских городах: Ростове-на-Дону, Краснодаре, Сочи. В Петербурге за постсоветские годы население официально сократилось на полмиллиона человек. Хотя за тот же период построена, по сути, каждая вторая многоэтажка, а на окраинах выросли новые города.

В общем, власть и исследователи очень приблизительно представляют, где россияне хотят нынче жить. Например, сколько людей постоянно живут на дачах, никто всерьёз не изучал. Очевидно, что многие халупы в садоводствах превращаются в крепкие коттеджи, где вполне можно пережить зиму. Деревенские школы получают всё больше «городских» учеников. Но нет понимания, как эти тенденции скажутся на расселении через 20 лет – слишком уж экзистенциален этот выбор, совершающийся в отдельно взятой человеческой голове под влиянием различного набора факторов. Зато есть попытки эти факторы сформировать.

Добро пожаловать в рай

Минстрой России опубликовал рейтинг городов по качеству городской среды, где в Топ-5 входит Красноярск. Именно здесь тысячи жителей выходят на экологические акции, не желая по 50 дней в году жить в режиме «чёрного неба». ЧС объявляют, когда в воздухе скапливается слишком много вредных выбросов Красноярского алюминиевого завода, а погода не располагает к их рассеиванию. Тогда миллиону горожан советуют уехать из города или хотя бы реже выходить на улицу, не проветривать помещения, чаще мыть полы, промывать нос и горло физраствором. Приезжие понимают, о чём речь, только когда видят молодого мужика, поскользнувшегося на тротуаре и сломавшего конечности в 16 местах.

При этом нельзя отрицать, что де-юре Красноярск является городом-магнитом. Но притягивает он не велосипедными дорожками и прибрежными кафе – просто в остальных городах края ещё хуже и с работой, и с инфраструктурой.

Институт территориального развития «Урбаника» признал самым комфортным для жизни городом России Краснодар. Где нет метро, пробки почище МКАДа, индустрия развлечений провинциальна, а экология не курортная из-за обилия автотранспорта. Похоже ли это место, на «удобное для жизни и бизнеса»?

Финансовый университет при правительстве изучил качество жизни в российских городах с населением более 250 тыс. человек. И в тройке оказался Грозный. Но много ли россиян готовы перебраться в этот оазис благоденствия, где столь сильны исламские нормы, не купить алкоголя, а для въезда в республику нужно проходить досмотр почище таможенного. А есть рейтинги, в которых лидируют Тюмень и Сургут.

Или Белгород стабильно фигурирует в лидерах среди городов-магнитов. Но вряд ли для исхода свободолюбивого москвича подойдёт место, именуемое журналистами «Святое Белогорье» – за всесилие церковников, их огромное влияние на местную власть, систему образования и культурную среду, где, как при СССР, не разрешат джазовый фестиваль, а длинноволосого «металлиста» могут подстричь гопники на скамейке.

Или Воронеж. В конце нулевых город бурно рос и развивался, и тому была причина: подъём сельского хозяйства в Черноземье. Население даже перевалило за миллион, но в начале 2020-х снова пошла убыль. Причины и тут, увы, известны: нелегальные свалки, токсичные выбросы от автотранспорта, слив химикатов в реку и городское водохранилище. А кроме того, беспредел коммунальщиков – завышенные цены, некачественные услуги, отсутствие контроля. Плюс огромные очереди на получение мест в детских садах. Похоже, тёплый климат и обилие зелени перестали перевешивать низкое качество управления для людей среднего возраста. При этом в городе много вузов и колледжей, для молодёжи из окрестностей он по-прежнему интересен.

Социологи, составляющие рейтинги, сравнивают города по десяткам параметров. Но среди них зачастую нет такого важного показателя, как гордость жителя за место своего проживания. Хотя это более чем очевидно для страны, пропагандирующей патриотизм и «особый путь», где миллионы людей с энтузиазмом восприняли тезис о том, что наши ценности лучше западных. По этой логике человек должен и городом своим гордиться. Пусть он даже не богатый, зато в нём всё устроено по уму: площадки, дороги, храмы, полиция. И самое главное – человек чувствует, что власти хотя бы пытаются создать для него более комфортную среду пребывания.

Но у чиновника логика чуть другая. Вот, к примеру, Иваново, входящее в престижное Золотое кольцо. Соседние Владимир, Ярославль и Нижний Новгород развиваются по российским меркам очень неплохо, а Иваново, наоборот, потеряло за постсоветские годы около 20% населения, которое ушло ниже 400 тысяч человек. Почему? Вроде бы и предприятий в городе хватает, и достопримечательности в достатке, а древний титул «города невест» располагает к организации комфортной неспешной семейной жизни. Есть даже Центр развития туризма и гостеприимства.

Но многое становится понятно при попытке проехать через гостеприимное Иваново на автомобиле. Тем более что вокруг города нет кольцевой и, если вы путешествуете по Золотому кольцу, проехать придётся. Такой концентрации видеокамер, штрафующих за превышение скорости, нет, вероятно, нигде в России. По широченному проспекту на окраине почему-то нужно ехать 40 километров в час, в лесу за городом по прямой дороге, где нет ни единого здания, – 70. Если чуть расслабиться, то с одного километра дороги можно получить три штрафа, а поездка в Плёс выйдет поистине «золотой». И всё это больше похоже на ловушки, призванные доить праздных москвичей, а не на развитие «гостеприимства». И захотят ли россияне селиться в городе, где под видом благоустройства занимаются расстановкой капканов, потеряв всякое чувство меры?

Не в коня корм

Российские города пытаются быть комфортными и современными каждый по-своему. Кое-где строят велосипедные дорожки и пандусы для инвалидов. Но чаще всего мэриям не хватает средств даже на ямочный ремонт, а созданию удобной городской среды они предпочитают новые доминанты: необычные памятники или матёрые офисы судов и прокуратур. Архитектура и дизайн в России точно следуют за политикой и экономикой.

Деловой человек, впервые собирающийся в командировку в Калугу, вправе ожидать от неё современности. Всё-таки это адрес «русского экономического чуда», куда с середины 2000-х приходил каждый восьмой доллар иностранных инвестиций в Россию. Здесь в 12 промышленных парках, в которых до недавнего времени пыхтели заводы Volkswagen, Peugeot, Samsung, Continental, Mitsubishi, Volvo, General Electric. И вроде бы логично предвкушать в Калуге «умный город» с деловым центром, подземными парковками и Интернетом в каждом сквере. Но здесь нет ни метро, ни кольцевой автодороги, ни даже тротуарной плитки на центральных улицах.

Успешная Калуга отличается от соседнего депрессивного Брянска только большим количеством торгово-развлекательных центров, пабов и брассерий с претензией на вкус. Зато новодел сильно покосил двухэтажный исторический центр, превратившийся в чересполосицу XIX и XXI веков. Для приезжих Калуга – по-прежнему «город Циолковского», а молодёжь с советских времён тусит у «Шарика» – аллегории Земли на берегу Оки. 20 лет назад вандалы ободрали с доминанты медные элементы, а власти только обещают их восстановить.

Бюджет Калуги в 2021 г. составил 13 млрд рублей, из которых более 70% уйдёт на образование и социалку. Около 8 млрд доходной части составят безвозмездные поступления из центра. То есть за «целевое использование» каждого рубля придётся отвечать перед областью и перед Москвой. Закон простой: экономь на чём хочешь, но своди бюджет в ноль. А какое может быть развитие, если на латание труб не хватает? «Калужское чудо» началось с того, что область в 2004 г. наскребла по сусекам миллиард, взяла в банке ещё 5 млрд и сделала площадку под первый технопарк в Ворсино. Сегодня центр вряд ли позволил бы подобную авантюру.

До бюджета города и в лучшие времена доходило не более 1% общей налоговой массы промышленных предприятий. Практически у любого областного центра схожая судьба. И не важно, несёт он в федеральную казну золотые яйца или сам живёт на дотации из Москвы. По словам директора региональной программы Независимого института социальной политики Натальи Зубаревич, муниципалитетам достаётся 15% от налога на доходы физлиц, налог на землю и малое предпринимательство. И всё! Это слёзы – ни денег, ни полномочий.

Конечно, Москва, Петербург, Сочи и Грозный живут по другим правилам. Особая история в Казани и в Крыму. Нижний Новгород, Новосибирск, Краснодар и Екатеринбург являются центрами экономически сильных регионов, которые могут худо-бедно вкладываться в удобства для жителей. Но большинство российских городов выживает по принципу «голь на выдумки хитра».

Возрождение болота

Бывший глава Республики Марий Эл Леонид Маркелов 18 лет перестраивал Йошкар-Олу в характерном для Поволжья фламандско-венецианском стиле. С одной стороны, конечно, стрёмный китч: среди лесов, комариных болот и наглухо убитых дорог вдруг вырастает скопление причудливых зданий по мотивам Палаццо Веккьо и Нойшванштайна. Хотя местная набережная Брюгге слабо напоминает купеческие дома на Гроте-Маркт: за её спиной торчат ободранные панельные многоэтажки. А вместо переполненных террас с пивом и устрицами – одна кальянная и одно кафе, которое к 22 часам уже закрыто. Кроме магнитов, никто ничем не торгует, из развлечений – прокат катамаранов.

Разумеется, доминируют над марийской Европой две кремлёвские башни и собор в духе Василия Блаженного, перед которым малахольного вида дядька тянет нищего: «Кто без царя, тот без креста». Все здания приземистые, сильно ниже оригиналов – даже голландских. В разгар туристического сезона ни уличного рока, ни художников, ни хотя бы напёрсточников и других непристойных предложений. В ресторане национальной кухни «Тёплая речка» сразу информируют, что горячего ждать от полутора часов, но предлагают репеллент от комаров, которые даже в помещении сожрут вас до костей за это время. А куда деваться – лучший ресторан в городе.

С другой стороны, даже эрзац Европы смотрится интереснее, чем унылый совок в центре Ижевска или Чебоксар. Редкий случай, когда в России туристу предлагают не храм с мощами и не памятник павшим героям. И где ещё у нас с постамента смотрят Рембрандт и Лоренцо Медичи? Более того, работа Маркелова в целом закончена: Брюгге торжествует на реке Малая Кокшага ансамблево, по всему периметру исторического центра – за сотню новых добротных зданий. А мог тихо грабить регион, не выпендриваться и не раздражать Москву собственной Боровицкой башней (в прошлом году Леонида Маркелова укатали на 13 лет).

Не Маркелов виноват, что при существующей системе Йошкар-Ола ещё долго не сможет извлечь выгоду из его инфраструктурного подарка. Ситуация с инвестициями такова, что во фламандских особняках квартируют бюджетники, а не купцы. Контролёров и всевозможных штрафовальщиков – как комаров. И поэтому набережная Брюгге вряд ли «оживёт». Новый наместник боится не то что строить новое: здоровенный фламандский ампир с башенками, почти готовый, стоит незаконсервированный, без крыши с маркеловских времён. Это ж не шутки: покроешь крышу, а в Москву доложат, что «продолжает чуждые традиции». И то правда: ничего подобного на Руси естественным путём возникнуть и не могло.

У специалистов в ходу понятие «поволжский китч». Это не только Йошкар-Ола, но и Казань с её Дворцом земледельцев и целым кварталом, имитирующим эклектику конца XIX века, которой тут отродясь не было. Это и Саранск с собранным из всех стилей собором св. Феодора Ушакова, пафосные театры в Астрахани и Пензе. Они могли бы стать интересной вишенкой на торте. Но самого торта-то нет! Казалось бы, разумнее начать с заварки крема: привлечь инвестиции, как Калуга, а потом уже лепить пирамиды майя. Но как раз калужский пример и демонстрирует, что губернатору от экономического развития не слишком много проку. Для карьеры куда полезнее создать акрополь посреди трущоб и представлять себя Петром Великим.

Блеск и масштаб новых архитектурных доминант – это и путь к обретению статуса «столицы региона», через которую пойдут деньги нацпроектов и прочей федеральной поддержки. Например, Владимир и Ярославль сцепились за звание столицы Золотого кольца – на развитие маршрута идут средства по линии Ростуризма. В рамках местной гибридной войны в Ярославле установили две кованые композиции на тему «столичности», на Масленицу испекли мегаблин весом 1, 8 тонны, а замглавы департамента по туризму двинул речь: «Нам всем есть чем гордиться. Уверен, этот рекорд также станет одним из брендов столицы Золотого кольца России».

Города поскромнее вступили в схватку за исторических и даже сказочных персонажей в качестве своего бренда. 21-метровый бронзовый Илья Муромец украсил райцентр Мурома, где в половине домов выгребные туалеты, а мусор вывозят просто в ближайший лес. Ульяновская область с 2010 г. души не чает в Колобке. Хотя в Толковом словаре Даля есть ссылки на псковские и архангельские корни слова «колоб», местный краевед Сергей Петров упирал на то, что «колебяткой» в старину в Поволжье называли остатки теста. В соответствии с каноном центр Ульяновска украсил памятник Колобку, а «усадьба Колобка», посетители которой играют в «колобкобол», освежила образ города, ранее ассоциировавшегося исключительно с Лениным.

Реформировать городское пространство более системно и радикально не каждый чиновник решится даже при наличии средств. Известен печальный пример Перми, которая в 2008 г. объявила о начале культурной и идеологической модернизации. Тогдашний губернатор Олег Чиркунов сформулировал: «Люди должны хотеть жить в городе, чувствуя, что жизнь их проходит не зря». И разъяснял: «Я хочу, чтобы Пермский край стал центром активных людей, новых технологий, идей и проектов, новой экономики и нового государства». Для России это неформат: не нужно никого догонять и ничего удваивать, но вещи в доме должны находиться на своих местах и радовать глаз.

Проводить «культурную революцию» пригласили столичного галериста Марата Гельмана, который решил с ходу «разрушить провинциальный контекст» под девизом «Трупы не оживляем». У промышленного миллионника, ещё недавно бывшего закрытым городом, появился логотип в виде большой буквы «П». На смену библиотекам и ДК пришли фестивали и выставки, в здании Речного вокзала развернулся музей современного искусства, на улицах пролетариев шокировали фигуры красных человечков. Самые отвязные европейские авангардисты потянулись в город, куда до 1990‑х был вовсе запрещён въезд иностранцев.

В итоге на защиту традиционной Перми поднялась местная интеллигенция во главе с писателем Алексеем Ивановым и победила: в 2012 г. Чиркунова отправили в отставку, а новый губернатор Виктор Басаргин, хотя и не сразу, свернул культурный проект. А Речной вокзал принял патриотическую выставку «Россия – моя история».

Чиновники на местах получили месседж: уж лучше напугать весь мир памятником Алёнке, как удалось в 2019 г. властям Нововоронежа, чем допустить социальный взрыв, несанкционированные деяния граждан и прочий экстремизм. Да и вряд ли многие чиновники на местах слышали про Лоренцо Медичи, Людвига Баварского или Северное Возрождение.

В итоге в стране непросто найти по-настоящему современный, удобный для жизни город, а рейтинги только подтверждают: выбирать толком не из чего. Российский город – это прежде всего убежище для разорённой провинции. И всерьёз думать об эстетике и удобстве получится не раньше, чем законно избранный мэр станет подотчётен горожанам, а в его казне будет справедливая доля налогов, заплаченных местными плательщиками. То есть вряд ли очень скоро.

Вход через выход

После распада СССР в российских регионах практически перестали строить метро. И это главный факт об удобстве городской среды в Замкадье.


В 1992 г., когда налоговые поступления делились между центром и регионами примерно поровну, метро заложили в Омске. В 2014 г. в уже прорытые тоннели пустили трамвай, чтобы хоть чем-то порадовать омичей к 300-летию города. Но денег на запуск трёх первых станций Москва так и не дала, а в местном бюджете при существующих правилах игры их не появится никогда. В Красноярске в 2010-е засыпали песком шахту станции «Площадь Революции», от которой в предыдущие 15 лет прорыли 4 км тоннелей.

Самой хитрой оказалась Казань, умудрившаяся в 1977 г. отметить 800-летие, а спустя всего 28 лет получить из центра на 1000-летие до 2 млрд долларов. Хватило и на метро, и на набережные, и на дворцы. Во времена нефтяного изобилия центр охотно поощрял лояльные регионы «праздничными» деньгами, которые тратились на инфраструктуру и развитие городской среды. Татарстан благодарили за межконфессиональный мир, отсутствие сепаратизма и сбалансированный бюджет наиболее щедро. И это позволило построить за 30 лет единственную 16-километровую ветку с 11 станциями. Самара, Нижний Новгород, Новосибирск и Екатеринбург продвинулись куда скромнее, а Челябинск, Красноярск, Уфа, Омск, Пермь и Ростов-на-Дону заморозили или свернули свои мечты о метро.

Источник: argumenti.ru